Midnight Topaz (перевод - Oldhorta)
Зов судьбы
Зов судьбы
Автор - конецформыначалоформы Midnight Topaz
Перевод - Oldhorta
Прогуливаясь по длинным, извилистым коридорам полупустого судна, он инстинктивно чувствовал, что что-то не так. В красоте корабля была некоторая незавершенность... что впрочем, было неизбежно при заходе в док и расформировании экипажа, когда отныне каждый должен был следовать своим путем. И все же это никак не объясняло необычного отсутствия привычной фигуры, всегда следовавшей на шаг позади. Добравшись окольными путями до каюты столь же знакомой ему как собственная, он позвонил в дверь, и застыл в ожидании.
Один звонок... второй... третий...
Дверь каюты отворилась как обычно. Неуверенно шагнув внутрь, он с изумлением увидел голые стены, пустые полки. На безупречно убранной кровати, в изголовье, лежал умышленно оставленный тонкий свернутый лист бумаги. Вглядевшись в него, он заметил свое имя, написанное поперек листа плавным, изящным почерком. Нерешительно подобрав бумагу, он развернул ее и пробежался глазами. Не поверив прямолинейности послания, он перечитал письмо во второй... и третий раз.
Тяжело присев на кровать, он пристально вглядывался в расплывающиеся буквы текста. Всего одна мысль, полная смятения, билась в его голове. Я заставил тебя совершить это? Я подвиг тебя к этому? Неужели я настолько был человеческим?
Ответом была только гнетущая тишина, быстро ставшая невыносимой. Он встал и с нарастающим беспокойством тихо заговорил с невидимым собеседником.
"Почему ты не сказал мне? Почему ты решил, что мне будет легче это принять, если ты незаметно исчезнешь?"
Он вспомнил долгое безмолвие прошедших недель. Он не догадывался чем оно было вызвано, но уважая потребность друга в уединении, не нарушил молчания, которого тот желал.
Если бы я знал...
Шок и оцепенение постепенно уступили место глубоко запрятанному гневу, за которым скрывалась боль и внезапное осознание собственной уязвимости, и рука машинально скомкала письмо. В приступе сильной неконтролируемой эмоции, он запустил смятое послание через всю комнату и обрушил гнев в равнодушное пространство.
"Я выказывал эмоции, которым следовало оставаться навеки спрятанными? Я заражал тебя человеческими эмоциями, являющимися такой же частью тебя, как и меня?"
В сильном возбуждении он метался по комнате, продолжая кричать на человека, который не мог его услышать и которого никогда не будет уже рядом, чтобы услышать его когда-нибудь снова.
"Неужели я был столь неприятным напоминанием твоей вулканской несостоятельности, что ты решил избавиться не только от эмоций, но и вычеркнуть меня, Спок, меня из своей жизни?"
Он размахивал руками и сыпал проклятия стенам за то, что, по-видимому, было не изменить. Он проклинал Спока за то, что он уехал, не предупредив об этом ни единым намеком, ничем. Он проклинал влуканцев и Сарека за то давление, которое они оказывали на друга, заставляя его быть еще большим вулканцем, чем были они сами, и таким образом загнали его на Равнины Гол. Он проклинал командование Звездного Флота и адмирала Ногуру, отнявших у него "Энтерпрайз", что и стало главной причиной создавшейся ситуации.
Но сильнее всего он проклинал себя.
Он умолк только когда охрип, и горло перехватило судорожными рыданиями. Отыскав смятое и порванное письмо, он снова опустился на кровать, и принялся вертеть бумагу с отсутствующим выражением лица. Его гнев угас, и теперь только острая печаль давала о себе знать. Медленно, с нежностью, он заговорил вслух:
"Я не в силах помешать тебе. Не думаю, что ты выбрал правильную дорогу, но я признаю твой выбор... со временем".
Пристально всматриваясь в даль, в ту черноту что окружала "Энтерпрайз", он прошептал: "Если ты потерпишь неудачу, мой друг... Я буду здесь, когда ты вернешься... когда ты вернешься домой".
Автор - конецформыначалоформы Midnight Topaz
Перевод - Oldhorta
Прогуливаясь по длинным, извилистым коридорам полупустого судна, он инстинктивно чувствовал, что что-то не так. В красоте корабля была некоторая незавершенность... что впрочем, было неизбежно при заходе в док и расформировании экипажа, когда отныне каждый должен был следовать своим путем. И все же это никак не объясняло необычного отсутствия привычной фигуры, всегда следовавшей на шаг позади. Добравшись окольными путями до каюты столь же знакомой ему как собственная, он позвонил в дверь, и застыл в ожидании.
Один звонок... второй... третий...
Дверь каюты отворилась как обычно. Неуверенно шагнув внутрь, он с изумлением увидел голые стены, пустые полки. На безупречно убранной кровати, в изголовье, лежал умышленно оставленный тонкий свернутый лист бумаги. Вглядевшись в него, он заметил свое имя, написанное поперек листа плавным, изящным почерком. Нерешительно подобрав бумагу, он развернул ее и пробежался глазами. Не поверив прямолинейности послания, он перечитал письмо во второй... и третий раз.
Тяжело присев на кровать, он пристально вглядывался в расплывающиеся буквы текста. Всего одна мысль, полная смятения, билась в его голове. Я заставил тебя совершить это? Я подвиг тебя к этому? Неужели я настолько был человеческим?
Ответом была только гнетущая тишина, быстро ставшая невыносимой. Он встал и с нарастающим беспокойством тихо заговорил с невидимым собеседником.
"Почему ты не сказал мне? Почему ты решил, что мне будет легче это принять, если ты незаметно исчезнешь?"
Он вспомнил долгое безмолвие прошедших недель. Он не догадывался чем оно было вызвано, но уважая потребность друга в уединении, не нарушил молчания, которого тот желал.
Если бы я знал...
Шок и оцепенение постепенно уступили место глубоко запрятанному гневу, за которым скрывалась боль и внезапное осознание собственной уязвимости, и рука машинально скомкала письмо. В приступе сильной неконтролируемой эмоции, он запустил смятое послание через всю комнату и обрушил гнев в равнодушное пространство.
"Я выказывал эмоции, которым следовало оставаться навеки спрятанными? Я заражал тебя человеческими эмоциями, являющимися такой же частью тебя, как и меня?"
В сильном возбуждении он метался по комнате, продолжая кричать на человека, который не мог его услышать и которого никогда не будет уже рядом, чтобы услышать его когда-нибудь снова.
"Неужели я был столь неприятным напоминанием твоей вулканской несостоятельности, что ты решил избавиться не только от эмоций, но и вычеркнуть меня, Спок, меня из своей жизни?"
Он размахивал руками и сыпал проклятия стенам за то, что, по-видимому, было не изменить. Он проклинал Спока за то, что он уехал, не предупредив об этом ни единым намеком, ничем. Он проклинал влуканцев и Сарека за то давление, которое они оказывали на друга, заставляя его быть еще большим вулканцем, чем были они сами, и таким образом загнали его на Равнины Гол. Он проклинал командование Звездного Флота и адмирала Ногуру, отнявших у него "Энтерпрайз", что и стало главной причиной создавшейся ситуации.
Но сильнее всего он проклинал себя.
Он умолк только когда охрип, и горло перехватило судорожными рыданиями. Отыскав смятое и порванное письмо, он снова опустился на кровать, и принялся вертеть бумагу с отсутствующим выражением лица. Его гнев угас, и теперь только острая печаль давала о себе знать. Медленно, с нежностью, он заговорил вслух:
"Я не в силах помешать тебе. Не думаю, что ты выбрал правильную дорогу, но я признаю твой выбор... со временем".
Пристально всматриваясь в даль, в ту черноту что окружала "Энтерпрайз", он прошептал: "Если ты потерпишь неудачу, мой друг... Я буду здесь, когда ты вернешься... когда ты вернешься домой".
Оставить комментарий